Птицы и животные - предвестники несчастий и смерти? Какие приметы предвещают беду.

По материалам книги Г. Дьяченко «Из области таинственного» подготовила ЕВГЕНИЯ ШКОЛЬНИКОВА

Петербургский журнал «Ребус» в последней четверти пошлого века не раз сообщал о странных явлениях, связанных со смертью людей. Свидетелем одного такого явления стал некий господин Теплов. 4 октября 1877 года ровно в 6 часов утра умер его отец. Нужно было сделать распоряжения относительно предстоящих похорон. Выйдя в гостиную, господин Теплов взглянул на каминные часы и обнаружил, что они почему-то остановились и показывают время смерти его отца. Желая все же узнать, сколько времени, он попросил горничную посмотреть на часы, висящие на стенке в кухне. Оказалось, что и они застыли на шести часах. Невероятно: ведь это были ходики с подвешенной к ним на цепочке гирькой, которая едва спустилась! Значит, эти часы могли идти, не останавливаясь еще довольно долго. Тогда господин Теплов перешел во вторую гостиную, где находились старинные бронзовые часы. Однако маятник их не двигался, узкая стрелка застыла на 12, а широкая - на цифре 6! Оказалось, что все часы в квартире, включая карманные, словно сговорившись показывали одно и то же время - 6 часов. Однако стоило дотронуться до стержней завода или маятников, часы тут же возобновляли прерванный ход.


Вскоре в квартиру Тепловых явился семидесятилетний псаломщик Исаакиевского собора, чтобы читать над покойником псалтырь. Услышав о невероятном событии произошедшем утром, он лишь улыбнулся: «Ничего удивительного. Почему это происходит, мне неизвестно, однако я сам много раз замечал, что часы останавливаются со смертью хозяина».

В том же журнале было опубликовано письмо мисс Бэль из Гольстона (Англия). В июне 1880 года эта девушка стала работать гувернанткой в одном из имений. В первый же вечер, собираясь ложиться спать, она вдруг услышала тиканье часов. Оглядевшись, она часов в своей комнате не обнаружила. С тех пор тиканье стало преследовать мисс Бэль повсюду и смолкало лишь когда она была не одна. Однажды девушка проснулась среди ночи от резкого звука, словно в комнате вдребезги разбилась фарфоровая чашка. На следующее утро она убедилась, что все чашки, украшавшие каминную полку, целы. Три ночи подряд мисс Бэль слышала странный звук разбивающейся посуды, но так и не смогла понять его причину. Через два с половиной месяца девушка получила письмо от родственников, в котором те извещали мисс Бэль о смерти ее брата. Получив трагическое известие, молодая гувернантка вдруг поняла, что не слышит больше тиканья несуществующих часов. И звуки разбирающейся посуды, преследовавшие ее в течение трех ночей, тоже прекратились.

Весной 1863 года супруги Сьюэль из Лондона похоронили свою маленькую дочь Лили. Незадолго до смерти девочки господин Сьюэль, его жена и сын сидели у постели больной, стараясь ее развлечь. И вдруг все, кроме Лили, одновременно услышали звуки чудесной музыки! Источник ее был непонятен, однако музыкальная мелодия звучала очень четко. Казалось, кто-то играет на органе. Постепенно музыка начала смолкать. Позднее оказалось, что эту же музыку слышали служанка, находившаяся в кухне (двумя этажами ниже), и старшая дочь супругов Сьюэль, гулявшая в саду. На следующий день к больной девочке пришли гости - прежняя няня Лили со своей дочерью. Кроме них в комнате находился и господин Сьюэль. В тот же самый час, что и накануне, вновь зазвучала музыка, которую слышали все, кроме Лили. На третий день кто-то вновь играл на невидимом органе. А вечером маленькая Лили умерла. Все, кто слышал странную музыку, говорили позже: «Ни один инструмент не способен издавать тех нежных, жалобных звуков, которые нам пришлось слышать». Мистер Сьюэл обсуждая странное явление, не находил ему объяснения: «Я убежден, что слышанные нами музыкальные звуки не могли доноситься с улицы, от которой наш дом, расположенный в глубине большого сада, отстоял метров на 50. В соседнем доме никто в то время не жил. Музыка продолжалась всякий раз с полминуты; наша Лили, музыкально одаренный ребенок, не слышала ни звука».

Похожая история была напечатана в некрологе немецкого поэта Мерике.

«8 сентября 1874 года поэту исполнилось 70 лет. Скромно отпраздновав этот день, он рано лег спать. Но сестра поэта Клара и дочь Мария еще не ложились. На улицах отдаленной части Штутгарта, где жила эта маленькая семья уже водворилась полная тишина, которую внезапно прервал громкий аккорд, и комнаты огласились звуками арфы. Это продолжалось недолго: музыка прекратилась так же неожиданно, как и началась. Клара подошла к окну посмотреть на музыкантов, пожелавших сделать сюрприз поэту, но на улице никого не оказалось. Старик спросил из своей комнаты: «Кто это играл?» Услышав от сестры и дочери, что музыкантов поблизости нет, он задумался, а потом промолвил: «Для меня уже не наступит более день рождения». Слова Мерике стали пророческими.

Даже оставшись незавершенным из-за внезапной смерти Элизабет Гаскелл, ее последний роман признается критиками лучшим из произведений писательницы. Его заключительная часть была дописана журналистом и литератором Ф. Гринвудом по черновикам и письмам Гаскелл, где она делилась планами развития сюжета и дальнейшей судьбы героев. Роман «Жены и дочери» сравнивают с произведениями Шарлотты Бронте, с которой писательницу связывали добрые дружеские отношения. Главная героиня, шестнадцатилетняя дочь провинциального врача Молли Гибсон, чистая, доверчивая и пылкая, на глазах читателя превращается из угловатого подростка в прекрасную юную леди, взрослеет, переживая все муки неразделенной любви. «Жены и дочери» – вершина литературного творчества знаменитой британской писательницы.

Глава 7. Предвестники несчастья

Если сквайр Хэмли оказался не в состоянии сказать Молли, кого считали наиболее подходящей кандидатурой на роль второй жены ее отца, то судьба все это время готовилась сполна удовлетворить ее любопытство. Но фортуна коварна и непредсказуема, она строит свои планы столь же неприметно, как птичка строит свое гнездышко, да еще и из таких же оставленных без внимания «пустячков». Первым таким «пустячком» стало негодование, которое Дженни (повариха мистера Гибсона) позволила себе выказать по поводу увольнения Бетии. Девушка приходилась дальней родственницей Дженни и считалась ее протеже, посему она осмелилась высказаться в том духе, что «за порог» следовало выставить как раз мистера Кокса, искусителя, а вовсе не Бетию, которая не устояла перед искушением и пала его жертвой. Подобная точка зрения оказалась достаточно правдоподобной, дабы мистер Гибсон почувствовал, что поступает несправедливо. Однако же он взял на себя труд подыскать для Бетии место не хуже прежнего, которое она занимала в его семье. Дженни тем не менее сочла возможным предостеречь его, и хотя из прошлого опыта мистер Гибсон прекрасно знал, что повариха, скорее всего, ограничится сотрясением воздуха, так и не претворив свои угрозы в жизнь, ему пришлось не по душе ощущение дискомфорта и неуверенности, которое появилось в связи с крайне неприятной ситуацией, когда он то и дело натыкался в собственном доме на особу, на чьей физиономии было столь отчетливо написано неодобрение и оскорбленное достоинство.

В самый разгар этих мелких домашних неурядиц случилась еще одна неприятность, уже куда более значимая. Воспользовавшись отсутствием Молли, мисс Эйре вместе со своей престарелой матушкой и своими осиротевшими племянниками и племянницами отправилась на воды, что поначалу должно было продлиться не дольше пары недель. Но спустя десять дней мистер Гибсон получил от нее написанное прелестным почерком, безукоризненно изысканное по стилю, безупречно сложенное и аккуратно запечатанное письмо. Ее старший племянник свалился со скарлатиной, и существовала немаленькая вероятность того, что та же участь постигнет и остальных детей. Бедная мисс Эйре пришла в отчаяние, оттого что из-за болезни ее возвращение домой откладывалось на неопределенный срок, а тут еще ей предстояли дополнительные расходы и нешуточные треволнения. Но мисс Эйре ни словом не обмолвилась о неудобствах, которые свалились на нее лично, и со смиренной кротостью просила извинить ее за то, что она не сможет вернуться к оговоренному сроку к своей подопечной в семье мистера Гибсона, почтительно добавив, что, пожалуй, так будет даже лучше, поскольку мисс Молли еще не болела скарлатиной. И даже если бы мисс Эйре бросила своих родственников на произвол судьбы, чтобы вернуться к исполнению своих обязанностей, это было небезопасно и безответственно с ее стороны.

– Ну, разумеется, – проворчал мистер Гибсон, разорвал письмо пополам и швырнул в камин, где оно быстро обратилось в пепел. – Хотел бы я жить в доме стоимостью в пять фунтов, так чтобы в радиусе десяти миль от меня не имелось ни единой женщины.

Очевидно, он совершенно упустил из виду способность мистера Кокса сеять раздоры. Впрочем, с таким же успехом он мог винить в случившемся ни о чем не подозревавшую Молли. Появление поварихи, которая с мученическим видом оскорбленного достоинства вошла в комнату, чтобы унести остатки завтрака, о чем она и объявила с тяжким вздохом, заставило мистера Гибсона перейти от бесплодных размышлений к делу.

«Молли придется задержаться в Хэмли, – решил он. – Они часто просили меня позволить ей приехать, но теперь, боюсь, она им уже надоела. Но и я еще не готов принять ее обратно, поэтому лучшее, что я могу для нее сделать, это оставить ее там, где она пребывает сейчас. Похоже, миссис Хэмли весьма привязалась к ней, да и ребенок выглядит вполне счастливым, довольным и окрепшим. В любом случае мне нужно сегодня заехать в Хэмли, заодно я собственными глазами увижу, как у них обстоят дела».

Он застал миссис Хэмли лежащей на софе на лужайке в тени огромного кедра. Вокруг нее бесшумно порхала Молли, занимаясь садоводством и выполняя ее указания. Девушка подвязывала длинные, цвета морской волны, стебли распустившихся ярких гвоздик и срезала высохшие бутоны роз.

– А вот и папа приехал! – радостно вскричала она, когда он подъехал вплотную к белому палисаду, отделявшему аккуратно подстриженную лужайку и еще более аккуратный садик от неухоженного парка перед домом.

– Добро пожаловать! – приветствовала его миссис Хэмли, приподнявшись на локте. – Присоединяйтесь к нам! У нас здесь есть целый куст штамбовой розы, который Молли сама привила глазком. Мы с нею очень им гордимся.

Мистер Гибсон развернул лошадь и поехал на конюшню, где и оставил ее, а сам прошел через дом на открытую летнюю гостиную под раскидистым кедром, где стояли несколько стульев и стол, на котором лежали книги и несколько перевитых стеблей. Отчего-то ему было неприятно просить хозяйку о продлении визита Молли, и поэтому он решил покончить с этим делом с самого начала, чтобы потом сполна и невозбранно насладиться восхитительным деньком и заслуженным отдыхом, полной грудью вдыхая сладкий, насыщенный великолепными ароматами воздух. Молли встала рядом с отцом, положив руку ему на плечо. Он же уселся напротив миссис Хэмли.

– Я приехал к вам, чтобы попросить об одолжении, – начал мистер Гибсон.

Он улыбнулся и поклонился, но тем не менее продолжил:

– Мисс Эйре, которая долгие годы была для Молли… гувернанткой – да, пожалуй, я должен назвать ее именно так, – сегодня прислала мне письмо. И в нем она сообщает, что один из ее маленьких племянников, которого она взяла с собой на воды в Ньюпорт, пока Молли оставалась здесь, у вас, заболел скарлатиной.

– Я догадалась, в чем заключается ваша просьба, и сразу же отвечаю согласием. Умоляю вас позволить Молли еще немного побыть у нас. Разумеется, не может быть и речи, чтобы при таких обстоятельствах мисс Эйре вернулась к вам. И столь же естественно, что Молли должна остаться здесь!

– Благодарю вас. Я чрезвычайно вам признателен. В этом и заключалась моя просьба.

Ладошка Молли скользнула в его ладонь, и он ответил ей крепким, ласковым пожатием.

– Папа! Миссис Хэмли! Я знаю, что вы оба поймете меня… но нельзя ли мне вернуться домой? Я здесь очень-очень счастлива, но… Ах, папа! Было бы намного лучше, если бы я осталась с тобой дома.

В душу ему закралось неприятное смутное подозрение. Он развернул дочь к себе и пристальным взглядом впился в ее невинное личико. Под его изучающим взглядом Молли жарко зарделась, но в ее чудесных глазах читалось одно лишь удивление, а не какое-либо иное чувство, которое он страшился там увидеть. На мгновение мистер Гибсон заподозрил, что влюбленность юного рыжеволосого мистера Кокса зажгло ответный огонь в груди дочери, но спустя мгновение он понял, что ошибался.

– Молли, во-первых, ты ведешь себя невежливо. Сейчас я даже не представляю, как тебе удастся вымолить прощение и помириться с миссис Хэмли. А во-вторых, неужели ты полагаешь себя умнее меня? Или, возможно, ты думаешь, что я не хочу, чтобы ты была дома, рядом со мной, если бы все было в порядке? Так что оставайся там, где ты есть, и будь благодарна за это.

Молли знала отца достаточно хорошо, чтобы понимать – вопрос с продлением ее пребывания в Хэмли решен окончательно и бесповоротно. А потом ее вдруг захлестнуло ощущение того, что она ведет себя крайне эгоистично и неблагодарно. Оставив отца, она подошла к миссис Хэмли, наклонилась к ней и поцеловала, не сказав, правда, при этом ни слова. Миссис Хэмли взяла ее за руку и подвинулась, освобождая ей место на софе.

– Я сама намеревалась просить вас продлить визит Молли во время вашего следующего посещения, мистер Гибсон. Мы с нею стали добрыми друзьями, не так ли, Молли? А теперь, когда этот славный племянник мисс Эйре…

– Лучше бы его выпороли, – заявил в ответ мистер Гибсон.

– …дал нам такой замечательный повод, я оставлю Молли у нас надолго. Но вы должны почаще заглядывать к нам. Вы же знаете, что вас здесь всегда ждет свободная комната… И я не понимаю, почему вы не можете отправляться в свои утренние обходы из Хэмли, а не из Холлингфорда.

– Благодарю вас. Не будь вы так добры к моей маленькой девочке, я бы, не исключено, ответил бы какой-нибудь грубостью на ваши последние слова.

– Прошу вас, не стесняйтесь. Вам самому станет легче, когда вы выскажете то, что у вас на душе.

– Миссис Хэмли уже поняла, от кого я унаследовала свою грубость, – с торжеством заявила Молли. – Это у нас наследственное.

– Я собирался сказать, что приглашение переселиться в Хэмли – типично женская идея – сплошная доброта и ни капли здравого смысла. Как, скажите на милость, меня смогут разыскать мои пациенты, если я окажусь в семи милях от того места, где мне полагалось бы быть? Они наверняка пошлют за другим врачом, и уже через месяц я буду разорен.

– А разве они не смогут послать за вами сюда? Посыльный ведь стоит очень недорого.

– Представьте себе старого Гуди Хенбери, который с трудом доковылял до моей приемной, стеная на каждом шагу, а в ответ ему говорят, что надо проделать еще семь миль! Или возьмем другую противоположность: не думаю, что нарядный грум леди Камнор будет мне благодарен за то, что ему придется скакать в Хэмли всякий раз, когда его хозяйка пожелает увидеть меня.

– Что ж, сдаюсь и признаю вашу правоту. Я – всего лишь женщина. Молли, и ты тоже! Ступай и закажи клубнику со сливками для своего отца. Такое скромное поручение как раз и подобает женщине. Клубника со сливками – сплошная доброта и ни капли здравого смысла, поскольку от них у него случится несварение желудка.

– Прошу вас говорить исключительно за себя, миссис Хэмли, – жизнерадостно заявила в ответ Молли. – Вчера я съела целую корзинку клубники, а сквайр лично сходил на маслобойню и принес большущую миску сливок, когда застал меня за этим занятием. А сегодня я чувствую себя, как всегда, то есть прекрасно, и несварение со мной и рядом не стояло.

– Она – славная девочка, – сказал мистер Гибсон, когда Молли, упорхнув прочь, оказалась вне пределов слышимости. Это был не вопрос, а утверждение, поскольку он не сомневался в том, что услышит. В глазах его светились нежность и доверие, пока он умолк в ожидании ответа, который не заставил себя долго ждать.

– Она – само очарование! У меня нет слов, чтобы передать вам, как мы со сквайром привязались к ней. А сейчас я буквально в восторге от того, что она останется у нас еще на время. Первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я проснулась нынче утром, была о том, что совсем скоро Молли вернется к вам, если только я не сумею уговорить вас разрешить ей пожить у нас еще немного. А теперь она должна остаться – о, по крайней мере еще на пару месяцев.

А сквайр и впрямь очень привязался к Молли. Юная девушка, порхающая по дому и саду с неизменной улыбкой и веселой песенкой на устах, принесла с собой неизъяснимое очарование, которое было для него совершенно внове. Кроме того, Молли оказалась старательна, послушна и очень умна; она готова была и слушать, и говорить – в зависимости от того, что от нее требовалось. Миссис Хэмли нисколько не кривила душой, когда говорила, что ее супруг полюбил Молли. Но сама она или выбрала неправильный момент, чтобы сообщить супругу о том, что девушка задержится у них еще на некоторое время, или же с ним приключилась вспышка гнева, одна из тех, что были ему свойственны, но которые он обычно умел подавлять в присутствии своей супруги. Как бы там ни было, сэр Хэмли воспринял это известие безо всякой благосклонности.

– Задержится! Гибсон сам попросил об этом?

– Да! И я не вижу, что еще ей остается, учитывая, что мисс Эйре вернется не скоро, и все прочее. Молли попала в очень затруднительное и неловкое положение, ибо, лишившись матери, она оказалась во главе домашнего хозяйства, в котором имеются два молодых человека.

– Это лишний повод для Гибсона оставаться настороже. Ему следовало подумать об этом до того, как он взял себе учеников, или подмастерьев, или как он там еще их называет.

– Мой дорогой сквайр! А я-то думала, что вы обрадуетесь возможности оставить Молли у нас! Я попросила ее пожить у нас еще некоторое время, пару месяцев по меньшей мере.

– Но ведь тогда она встретится с Осборном! Да и Роджер тоже будет дома.

Видя, что глаза сквайра затуманились, миссис Хэмли без труда прочла его мысли.

– О, она совсем не из тех девушек, которые нравятся молодым людям в их возрасте. Мы любим ее, потому что видим, какая она на самом деле. Однако молодым людям двадцати одного года и двадцати трех лет требуются все аксессуары молодой женщины.

– Требуются что? – проворчал сквайр.

– Такие вещи, как модное платье или манеры. В их возрасте они даже не заметят, что она красива. В их представлении красота должна быть яркой.

– Полагаю, все это очень умно, вот только я ничего этого не понимаю. Зато я знаю, как опасно оставлять молодых людей двадцати одного года и двадцати трех лет в деревенском доме в обществе семнадцатилетней девушки. В этом случае не имеет значения, какие платья она носит и какого цвета у нее глаза или волосы. И я особо подчеркиваю, что не желаю, чтобы Осборн или они оба влюбились в нее. Я очень недоволен.

У миссис Хэмли упало сердце, лицо ее осунулось и побледнело.

– Быть может, мы устроим так, что они не приедут домой, пока она здесь? Останутся в Кембридже или погостят у кого-либо из друзей? Отправятся за границу на месяц-другой?

– Нет. Я ведь знаю, что ты ждешь не дождешься, чтобы они вернулись домой. Кроме того, я видел твои отметки в календаре. Уж лучше я поговорю с Гибсоном и попрошу его забрать свою дочь, поскольку это причиняет нам определенные неудобства…

– Мой дорогой Роджер! Прошу тебя не делать ничего подобного. Это было бы крайне невежливо с нашей стороны. Получится, что все, что я сказала ему вчера, – ложь от первого до последнего слова. Пожалуйста, не надо. Ради меня не ставь нас в неудобное положение перед мистером Гибсоном!

– Ну, ну, успокойся. Не стоит волноваться из-за таких пустяков. – Сэр Хэмли испугался, что с нею случится нервический припадок. – Я поговорю с Осборном, когда он приедет домой, и скажу ему, что буду очень недоволен, если случится что-нибудь подобное.

– А Роджер слишком увлечен своей естественной историей, сравнительной анатомией и тому подобным, чтобы влюбиться хотя бы в саму Венеру. К тому же он не обладает ни глубиной чувств, ни воображением Осборна.

– Как знать, как знать… С нынешними молодыми людьми ни в чем нельзя быть уверенным! Хотя с Роджером все как раз довольно просто. Он должен понимать, что еще много лет не сможет жениться.

Весь остаток этого дня сквайр старался держаться подальше от Молли, чувствуя себя негостеприимным предателем. Но девушка решительно отказывалась замечать его отчуждение и была очень весела и убедительна в своем поведении желанной гостьи. Казалось, она ни на мгновение не усомнилась в благорасположении сэра Хэмли, несмотря на всю его угрюмую неприветливость, и уже к следующему дню совершенно покорила сердце сквайра, так что они вновь вернулись к прежним беззаботным отношениям. За завтраком в то утро сквайр передал жене письмо, та прочла его и вернула супругу, не сказав ни слова относительно его содержимого, но…

– Какая удача!

– Да! Как кстати!

Молли и в голову не пришло соотнести эти восклицания с новостью, которую немного погодя сообщила ей миссис Хэмли, а именно, что ее сын Осборн получил приглашение погостить у своего друга в окрестностях Кембриджа, после чего оба намеревались совершить поездку на континент. В результате он не сможет присоединиться к своему брату Роджеру, когда тот приедет домой.

Молли преисполнилась сочувствия.

– О, какая незадача! Мне очень жаль!

Миссис Хэмли про себя порадовалась тому, что ее супруга не оказалось рядом, поскольку Молли говорила совершенно искренне, от всей души.

– Вы так долго ждали его приезда. Боюсь, это станет для вас большим разочарованием.

Миссис Хэмли улыбнулась… с облегчением.

– Да! Разумеется, мы разочарованы, но при этом должны думать о том, чтобы Осборн получил удовольствие. Кроме того, учитывая его поэтический склад ума, он будет писать нам очаровательные дорожные письма. Бедный мальчик! У него ведь сегодня экзамен! Но мы с его отцом уверены, что он получит отличный балл по математике. Вот только… я очень скучаю по нему, своему дорогому мальчику. Но, пожалуй, так будет лучше.

Подобный спич поверг Молли в некоторое недоумение, но вскоре она и думать о нем забыла. Правда, она тоже испытывала легкое разочарование, оттого что ей не доведется увидеть этого красивого и талантливого молодого человека, героя своей матери. Время от времени в своих девичьих мечтах она пыталась представить себе, какой он на самом деле и как изменился прелестный мальчишка с рисунка в гостиной миссис Хэмли за те десять лет, что минули с момента его написания, читает ли он вслух стихи, в том числе собственного сочинения. Однако же в бесконечных женских хлопотах Молли скоро позабыла о своем разочаровании, и лишь на следующее утро оно вновь напомнило о себе как нечто не столь приятное, как она себе представляла, после чего окончательно растаяло, хотя и не без ее сожаления. Пребывание Молли в Хэмли подразумевало выполнение мелких и необременительных обязанностей, которые легли бы на хозяйскую дочь, если бы таковая существовала в действительности. Она готовила завтрак для сквайра и с радостью относила бы некое его подобие мадам, если бы эта ежедневная рутина не принадлежала сквайру, который ревностно оберегал ее от чужих посягательств. Она читала ему вслух заметки, напечатанные в газете мелким шрифтом, и статьи по финансовым и коммерческим вопросам, включая новости хлебной биржи и денежного рынка. Она неспешно гуляла с ним по саду, попутно собирая свежие цветы, дабы украсить ими гостиную на тот случай, если миссис Хэмли соблаговолит сойти вниз. Она составляла мадам компанию, когда та решала прокатиться в закрытом экипаже, и они вместе читали поэмы и легкую литературу в приватной гостиной миссис Хэмли наверху. Она весьма недурно освоила криббедж и, при некотором желании, запросто могла обыграть сквайра. Помимо всего этого, Молли еще и придумывала для себя собственные развлечения. Уединяясь в гостиной, она ежедневно по часу практиковалась в игре на огромном старом фортепьяно, поскольку обещала это миссис Эйре. А еще она полюбила бывать в библиотеке, где отодвигала тяжелые запоры на ставнях, если служанка забывала об этом, и забиралась на лестницу, чтобы, сидя на ступеньке, на долгое время с головой уйти в какую-нибудь книгу из старинной английской классики. Для счастливой девушки семнадцати лет летние деньки казались слишком короткими.

Сегодня у меня состоялся интересный разговор со знакомой о поверьях, связанных с птицами-предвестниками. Захотелось узнать об этом поподробнее. Так появился этот пост. Возможно, вам, дорогие друзья, эта тема тоже покажется интересной.

Исследования магомира

Животные и птицы – предвестники несчастий и смерти?

Часто у людей те или иные животные символизируют или смерть, или какие-то несчастья.
Например, мадагаскарские лемуры на их родине Мадагаскаре практически истреблены: считается, что они насылают порчу и являются предвестником смерти, поскольку обладают, мягко говоря, малосимпатичной внешностью и селятся рядом с человеком.

На самом деле, в том, что лемур был вынужден покинуть леса и перебраться поближе к селениям, виноват не кто иной, как человек. Вырубки лесных массивов на Мадагаскаре привели к тому, что лемурам пришлось искать пищу и пристанище на пальмовых и тростниковых плантациях, в садах, где растут личи и гвоздичное дерево. Своими зубами, острыми, как у белки, ай-ай (редкий вид лемуров), разгрызая кокосовый орех, выпивает сок и закусывает мякотью, с жадностью уничтожает стебли тростника и обгладывает гвоздичные деревья в поисках жуков.

Другой пример – из мира насекомых. Ну, кто не знает тараканов?

Следующий пример – про лис.

Перед смертью виконтов рода Горманстон их замок атаковали лисы. После смерти они лаяли и скулили ночи напролёт, а после похорон исчезали бесследно. Продолжалось это не одно поколение.

А вот в семье Бреретонов предвестником смерти было появление в озере перед их особняком плавающего дерева.

Для семьи Уэстроппов из Ирландии эту роль взял на себя белый филин.

Семью Аренделсов из Уордура также предупреждали о грозящей смерти филины: две большие птицы садились на выступы ограды фамильного замка.

Клифтоны из Ноттингемшира имели знамение в образе редкого в этих краях осетра, который перед смертью кого-либо из членов этой семьи заходил в реку Трент и проплывал мимо Клифтон-Холла.

По-иному обстояло дело в семье Феррерсов. В их родовом имении в Чартли, возле Личфилда, всегда паслось стадо белых коров (возможно, оно содержится в тамошнем парке и до сих пор), и всякий раз рождение черного теленка предвещало семье смерть одного из ее членов. Журнал "Страффордшир кроникл" в этой связи писал в номере за июль 1835 г.: "Кончины седьмого графа Феррерса, его супруги, их сына виконта Тамуортского, его дочери, жены Уиллиама Джолиффа, сына - восьмого графа Феррерса, его дочери, леди Фрэнсис Ширли, - все они предвещались появлением в стаде фатально окрашенного теленка. Так, весной 1835 года в нем появился черный теленок - и вскоре прекрасная графиня, вторая жена восьмого графа Феррерса, уже лежала на смертном одре".

Епископство в Солсбери не передается по наследству, однако каждому из тех, кто занимает место епископа, достается и провозвестник смерти. Как только к очередному епископу из Солсбери приходит его смертный час, о нем возвещают странные белые птицы, прилетающие в Солсбери-Плейн. Их назвали "птичьим знамением".

Египтяне считали сов предвестниками смерти и потустороннего мира. В Библии о них говорится как о «нечистой птице». На Руси тоже не жаловали загадочное существо и обзывали подругой демонов. За совой числили всяческие грехи – типа лени, обжорства, к тому же сии твари якобы пили лампадное масло в церквях. Не любили сов китайцы, японцы, индейцы, а древние римляне, увидев сову днем, сжигали бедолагу, а пепел публично выбрасывали в Тибр.

В мифологии многих народов мира были представления о том, что птицы являются душами умерших или переносят души в потусторонний мир. У индейцев квакиютль это был ворон, у некоторых других племен - виргинский филин. В Океании - птица-носорог, в Австралии - ворона. На Таити и Тонга верили, что птица подстерегает душу умершего и проглатывает ее. Атапаски считали, что души умерших с помощью духов выдры и гагары, которым их вверяли родные, попадали в загробный мир и продолжали там жизнь. В одном из мифов навахо душа после смерти принимает облик совы. Австралийские аборигены верили, что совы - это души женщин, поэтому эти птицы считались священными. На Ближнем Востоке считалось, что в сов превращаются души людей, умерших неотомщенными. В Древней Индии верили, что души умерших предков могут возвращаться на землю в день чествования их памяти в виде коршунов и других хищных птиц. В Вавилоне умершие представлялись в виде птицеподобных существ. Подобные воззрения были и в Греции. В Риме, когда умирал император, выпускали орла, чтобы он уносил душу властителя к небу. Египтяне считали, что душа умершего вылетает из тела в виде птицы. По представлениям японцев, когда душа уходит из тела, можно услышать даже характерный шум, как от порхающей птицы. Доисламские бедуины верили, что после смерти тела душа продолжает свое существование в облике птицы. Среди словенов в австрийской земле Штирии распространено поверье, что души детей, умерших не крещенными, летают по вечерам со стонами и плачем в виде черных птиц.
По французским и португальским народным преданиям, души погибших моряков превращаются в морских птиц. Подобные поверья широко распространены среди моряков разных национальностей и сейчас. Считается недопустимым убить такую птицу: можно накликать беду. Были даже случаи забастовок из-за гибели альбатросов на судах. Австралийские аборигены из племени арунта считали, что дух убитого противника преследует своих обидчиков в виде маленькой птички, издающей жалобный крик.
Хорошо известно также распространенное у многих мусульманских народов поверье, что в белых аистов превращаются души правоверных, не совершивших предписанного Кораном паломничества в Мекку. По турецким народным верованиям, душа превращается в птицу или насекомое. Про умерших говорили, что они «улетели». У западных турок еще долго после принятия ислама в смысле «умер» употреблялось выражение «стал соколом». У современных тюркоязычных народов, в частности у туркмен, вместо слова «умер» употребляется слово «улетел».

У разных народов души представлялись в виде различных птиц. У гуронов это были голуби,

У бороро - попугаи арара,

Нередко души разных категорий соплеменников или богов имели различный облик. У тлинкитов морские утки - это души утонувших детей, совы - новорожденных, задушенных матерью. Душа египетского бога Осириса имела вид коршуна. Пифагор считал, что умершие поэты превращаются в белых аистов. В христианстве душа праведника покидает тело в виде белой птицы, преступника - черной. По верованиям сванов, душа мужчины и женщины после смерти переселяется соответственно в петуха или курицу. Был интересный обычай поисков души убитого по законам кровной мести: на месте убийства носили петуха или курицу (в зависимости от пола убитого). Когда птица кричала, считалось, что душа найдена. В случае похорон умершего вдали от родного селения также совершался особый обряд: петуха сажали в ямку рядом с могилой покойного, а в родном селении затем устраивали оплакивание и поминки над петухом.

Во всех приведённых примерах душа вселяется в птицу, а из этого следует, что если появилась птица, значит, она прилетела для того, чтобы вместить чью-то душу. А отсюда вытекает, что птица – предвестник смерти.

Широко распространено представление, что предзнаменования судьбы вообще путешествуют в виде птиц. Интересно, что в шумерском языке слово «судьба» писалось знаком ласточки. Отсюда птицы -предвестники смерти и т.п. Но птицы не обязательно предсказывают смерть или несчастье, часто просто что-то необычное (как я рассказывала в самом начале доклада). В Германии говорят: «Это мне птица пропела», если человек удивляется чему-то неожиданному.

Подводя итоги, можно сказать, что приметы, связанные с животными или птицами и предвещающие несчастья или смерть, бывают общепринятые, бывают характерные для одной какой-то народности или для одной отдельно взятой семьи.

Дарастея
Корреспондент

Народные приметы о животных и птицах предвестниках смерти на Руси.

Приметы, связанные с животными.

Собака воет, опустив морду к земле, - к покойнику, морду кверху-к пожару.
Кошка не отходит от больного и лежит под столом на спине - к смерти больного.
Кошка ложится поперек половиц - к покойнику.
Мышь пробежит по человеку - к смерти.
Мыши шумят около постели больного - к его смерти. Мыши изъедят платье - к покойнику.

Приметы, связанные с птицами

Символом смерти всегда являлись хищные птицы, предвестники смерти: ворон, ястреб, филин, сова. Они прилетают и садятся на дом, как бы предчувствуя свою добычу - мертвечину. Например, считалось, что ворон каркает - к покойнику. Ворон сидит на могильном или церковном кресте - на чей дом хвостом, в том доме будет покойник. Ворон каркает, сидя на церковном кресте, - умрет священник.
Птица стучит в окно, садится на плечо человека, залетает в дом - все это знамения грядущей смерти.
Продолжительность жизни измеряют по кукованию кукушки. Кукушка на доме - к пожару или смерти кого-либо в семье. Если выйдешь из дома и кукушка закукует: голодному - к постели, сытому - худого не будет.
В образах добрых желанных птиц - ласточки, голубя, а также крылатого насекомого - мотылька, бабочки - олицетворялась душа умершего. Их прилет в дом рассматривался как посещение души умершего или прилет за душой человека посланников Божьих. То есть в любом случае это предвещает новую смерть.

БЕЛАЯ (БАБА, ДЕВКА, ЖЕНЩИНА) — явление смерти в образе женщины, девушки, покойница, предвестница несчастья, водяной дух, видение, призрак, угрожающий жизни человека.
«Белая женщина в белом саване является тому из семьи, кто скоро умрет» (Ворон.), «После бани помрочило — бела, высока показалась. Я воскресну молитву зачитала, и все исчезло» (Мурм.), «Стоит белый человек — простыня вот так накинута» (Новг.).
«Предвестник в белом» (в белых одеждах, белом балахоне, чаще всего очень высокий) — один из самых популярных персонажей поверий в XIX и XX вв. В рассказе начала XX в. из Архангельской губернии явление женщины в белом на повети предшествует кончине девушки. В современном повествовании одетая в белое женщина выходит на дорогу и предсказывает будущее: «Слух пустил кто-то... Будто один шофер ехал, вдруг машина резко остановилась, он видит: женщина идет. Одета во все белое. Подошла и просит его купить белого материала с полметра.
— А как купишь, сюда же приезжай. Потом рассчитаемся. Он съездил, купил. <...> А как проезжать стал то место, машина опять остановилась. Спрашивает его:
— Купил? — Он отдал материал. — Что хочешь теперь проси, все исполню.
Он перетрусил, не знает, что спросить. Потом сказал первое, что пришло в голову:
— Война будет?
Она отвечает:
— Войны не будет» (Вост. Сиб.).
Высокая фигура, «накрывшаяся всем белым», является отцу и дочери по дороге на ярмарку: «Стоит женщина... и все голосом читает. Высо-о-кая — высо-о-кая эта баба! Так голосом она и плакала. А потом через два года и папка помер. Вот мама все говорила, что это Смерть ему пришла» (Новг.).
Образ высокой белой женщины, по-видимому, объединяет персонификации смерти и судьбы в облике белой колеблющейся фигуры, схожей с покойником в смертном одеянии. Умерший, по поверьям, может прийти за живыми и «увести», погубить их — он несет с собой смерть, воплощает ее.
Белый цвет в одном из своих основных значений — цвет смерти, небытия, он характеризует обитателей иного мира. Традиционна и персонификация «смерти-судьбы» в облике женщины: она дарует жизнь — и может ее отнять (сходное значение иногда приобретает образ женщины в черном или красном одеянии).
В поверьях XIX-XX вв. фигура в белом именуется и не вполне определенно («бела», «высока») и прямо называется смертью и, например, в современных рассказах Новгородской области трактуется как «обернувшийся простыней покойник» .
Образ белой женщины предполагает и несколько иные трактовки. В поверьях ряда Губерний России он связывается со стихией воды. Белая баба в рассказах вологодских крестьян напоминает русалку: «В каменистых реках она иногда выходит из воды, садится на камень и расчесывает себе волосы». Женщина в белом появляется у проруби: «...Мы только подошли — стоит женщина! Вся в белом, как снегурка. Все у нее горит около головы так. У этой проруби конской стоит и грозит пальцем: „Вы знаете, что в двенадцать часов на прорубь ходить нельзя?“ Хоть у соседки ковшик воды попроси, а не ходи» (Вост. Сиб.).
В повествовании из Костромской губернии белая женщина — покойник- колдун, «речной дружок» полупомешанной девушки: «...уж мы спать полегли, слышу я, стучится кто-то в окно, встала, глянула, <...> да так и обмерла со страху: стоит у окна Аксинья, вся, как есть, мокрая, и уж чего-чего нет у ей в подоле: и раки, и лягушки, и трава какая-то водяная... <...> Взбудила я помаленьку мужика своего, рассказала ему, в чем дело, — ён палку узял, а я — иконочку, родительское благословение, и пошли мы с ним вон из хаты, поглядеть, что будет. Только мы к углу подходим, женщина, вся в белом, метнулась было к нам, да, верно, благословение-то мое помешало — назад, да и пропала за углом. Только ента пропала, откель не возьмись Аксинья вывернулась, зубищами ляскаст, глянула на нас и говорит: „Графенушка, пусти меня заночевать, дуже я замерзла“. А я говорю: „Зачем ты ко мне пойдешь? Ведь твоя хата вон, рядом“. А она как захохочет, да пустилась бежать вниз, туда, к речке, да причитать: „Марья! Марья!“ — Это она энтого-то, дружка-то своего звала да энтого, речного-то... ну, ведь это ён женщиной-то белой обернулся, да за углом ее поджидал...»
Белая девка может появиться и в лесу, выгоняя оттуда пришедших драть лыки крестьян: «Давай, говорю, Лавруш, подерем етта лык! Он отошел эдак в сторонку от меня, срубил березу, дерет сибе лыка, я тоже. Вдруг как закричит во все горло! Еле-еле пришел в себя и говорит: „Пришла, говорит, ко мне девка, высокая, белая, косы распущены, да как схватит меня рукой за галстук (шарф) и галстук сорвала“. Я посмотрел, а у ево на шее пятно большущее багровое... „Ну, говорю, Лавруш, побежим скорие домой, это леший с нами шутит, щобы чево худова не сделал, видно, березняк-ать — это ево“» (Волог.)
В окрестностях Семипалатинска рассказывали, что в одном из курганов у Иртыша скрыт, по преданию, клад: «Иногда по ночам над эти курганом появляется белая женщина на белом коне. Кладом никто из людей не воспользовался».
Женщинами в белом нередко представляли болезни: «Есть люди, утверждающие, будто видели, как в полночь в избу входила женщина в белой одежде и, пройдя по избе, неизвестно куда исчезала, или же останавливалась перед кем-либо из семейства и пристально, долго на него глядела. На другой день этот человек заболевал» (Ворон.) <Селиванов, 1886>.
Очевидно, что полисемантичный (как и весь круг «мерещущихся» и одно временно принимающих женское обличье персонажей — МАРА, РУСАЛКА) образ белой женщины все же наиболее устойчиво соотнесен с предзнаменованиями судьбы — неудачи, болезни, смерти.
Предвестником несчастья в поверьях русских крестьян может быть и мужчина в белом. На Терском берегу Белого моря записан рассказ о появлении в лесу высокого мужчины в белом, с лентой через плечо. Он предсказывает встреченному в лесу крестьянину близкую войну и гибель.
В крестьянских рассказах конца XX в. белая женщина чаще все же не преследует человека и даже не вступает в разговор, а плачет или причитает, либо просто стоит неподвижно, как некий явленный знак грядущей беды (иногда подобным образом описывается появление Богородицы, также вещающей бедствия, перемены).

Марина Власова. // Марина Власова. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб., 2000.



 

Возможно, будет полезно почитать: